Эти люди жили до аварии в городе Минамисома, который оказался в 20-километровой зоне вокруг атомной станции, подлежащей отселению после аварии.
Изначально истцы требовали с TEPCO 11 миллиардов иен, но суд снизил сумму в десять раз.
Что интересно, податели иска требуют компенсировать им психологический ущерб от аварии на АЭС. Материальный ущерб был возмещен раньше, когда большая часть вынужденных переселенцев получили новые дома в населенных пунктах, не затронутых выбросами радиации со станции, а также «подъемные» деньги.
Вряд ли этот иск к TEPCO — последний. Скорее всего, получить возмещение за психологический ущерб попытаются и другие жители отселенных районов. Но как обстоят дела в префектуре Фукусима в реальности? Получилось так, что эта префектура стала известна за пределами Японии в основном благодаря именно аварии на атомной станции. Мне вспоминается в связи с этим рассказ знакомого японского дипломата. «Представляешь, — удивлялся он, — я осенью 2011 года приехал в Москву из Токио, причем в Фукусиме я не был. Но все равно, российские знакомые не хотели со мной встречаться, говорили, мол, у вас там радиация сплошная, ну его».
Прошло шесть лет, но в России многие по-прежнему считают, что Фукусима — это что-то вроде Чернобыля.
МИД Японии пригласил в префектуру Фукусима группу из пяти журналистов, чтобы показать, как обстоят там дела. Журналисты приехали из Бразилии, Германии, Гонконга, Нидерландов и России. Надо сказать, что увиденное там изрядно отличалось от того, что мы представляли себе заранее.
Рисовые колобки
Немецкий журналист Сорен Киттель, самый предусмотрительный из нашей группы, привез с собой счетчик Гейгера. Им мы замеряли все — воду, фрукты, рыбу, рис, сакэ, японцев. Конечно, Сатори Тоёмото, директор по международным связям Офиса по реагированию на атомный инцидент Министерства экономики, торговли и промышленности (METI) Японии нам рассказал в первый же день, что люди ходят без защитных масок, даже на большей части территории АЭС «Фукусима», поскольку радиационный фон в норме. Ну, за исключением двух реакторных залов и еще некоторых помещений. А рядом со станцией, по информации METI, радиационный фон составляет 0,02 миллизиверта — это примерно как при рентгене зуба, притом что максимально допустимой безопасной дозой считается 150 миллизвертов.
Но это все были слова, а мы хотели убедиться сами, поэтому первые дни Сорен не расставался со счетчиком Гейгера. Японцы смотрели на нас с удивлением — сами они ничего не меряют, оставляя это властям и оператору АЭС «Фукусима».
Мы побывали в так называемом «антенна-шопе»- магазине на улице Нихонбаси в деловом центре Токио. Магазин специализируется на продуктах из префектуры Фукусима. На видном месте — фрукты, ими до аварии славился пострадавший регион. Одно яблоко на российские деньги стоит порядка 70 рублей, штука хурмы — около 50 рублей. Это дорого даже для Токио, особенно учитывая репутацию Фукусимы.
Однако, как объяснил владелец магазина Дзюния Томита, японцы очень любопытны ко всему необычному, поэтому недостатка в покупателях нет — около 1 тысячи человек в будни, примерно 1200 — в выходные. Обычная сумма покупки от 500 до 3000 иен (240 — 1700 рублей). Особой популярностью пользуется сакэ из Фукусимы. Оно обладает очень нежным вкусом и считается лучшим в Японии.
«Не опасаются ли люди покупать продукты у вас», спросили мы Томиту-сана. Дело в том, что чуть раньше несколько жителей Токио, не имеющих отношения к Фукусиме, ответили нам примерно одинаково, что если будет выбор между продуктами из Фукусимы и из других префектур, они выберут другие. «Кто его знает, что там, — сказала одна домохозяйка. — Вроде, говорят, радиации нет, но поди разбери».
На вопрос об опасениях покупателей владелец магазина ответил, что фукусимский рис действительно «имеет негативную репутацию», хотя вообще-то он считается лучшим в Японии — у него особо чистый вкус и клейкость как раз такая, какая нужна для приготовления суси и рисовых колобков-онигири. Рис оттуда закупает даже императорский дом Японии.
«Покажите нам этот рис», потребовали мы. Сорен достал свой счетчик. Тот показал уже привычные 0,2 микрозиверта — то есть ничего, природный фон.
Кстати, японский минсельхоз провел опрос среди населения — 70 процентов респондентов хотели бы продолжать делать колобки из фукусимского риса.
До стабилизации — несколько десятилетий
«Ну ничего, — думали мы. — Уж в префектуре Фукусима, мы точно найдем что-то».
Префектуральный Сельскохозяйственный технологический центр — это место, откуда контролируют остальные тестовые центры, разбросанные по всей префектуре. Всего таких центров более пятисот. Над столом начальника часы, вставшие в 14.46 — в это время 11 марта 2011 года случился основной подземный толчок. Вряд ли, конечно, именно он остановил часы, но как символ и напоминание такой знак работает хорошо.
«Мы проверяем с 2015 года каждый мешок риса», рассказал замдиректора по сельскохозяйственной безопасности Центра Кендзи Кусано. Примерно 10 миллионов 30-килограммовых мешков в год.
«И что, неужели не нашли никакой радиации за все это время»?
«Были, конечно, где-то до конца 2015 года что-то встречалось, хотя и совсем немного. А с тех пор — и вовсе ничего», ответил Кусано-сан.
Больше опасности, по его словам, представляли грибы, дичь и морепродукты, особенно в первые годы после катастрофы. В 2013-14 годах более 11 процентов диких грибов, почти 40 процентов дичи и 7 процентов морепродуктов были с превышением радиационных нормативов. В 2016-17 годах грибов с превышением лимита по содержанию цезия-137 было выявлено 1,43 процента, морепродуктов — 0,5 процента. С дичью, правда, сложнее — более 22 процентов убитых охотниками диких животных успели побегать по «грязным» местам.
Но надо учитывать и жесткость японских нормативов. Если международные стандарты CODEX допускают 1000 Беккерелей на килограмм (а в США даже 1200), то в Японии — не более 100 Беккерелей на килограмм. При этом в реальности, как утверждает Кусано-сан, стараются максимально занижать уровень радиоактивности. Так, даже если содержание радионуклидов в продукте составляет 50 Беккерелей на килограмм, его отправляют в карантин.
Вообще-то, специалисты уже выяснили, в каких местах можно ожидать появления радионуклидов в продуктах. Ветер в первые дни после аварии дул на северо-запад, и радиоактивный след на схемах похож на вытянутый в том же направлении язычок пламени. Длина язычка чуть больше 30 километров. На картах-сводках весны 2012 года он красный, потому что радиоактивное излучение на высоте 1 метра от земли составляло 19 миллизивертов. Спустя шесть лет язычок уменьшился на несколько километров и пожелтел до показателей 3,8 — 15 миллизивертов.
Как считает Сатори Тоёмото из METI, на «окончательную стабилизацию» потребуется 30-40 лет.
Песчаная рыбка предупредит
Конечно же, нас интересовали рыба и морепродукты — один из основных элементов японской кухни. Улов у северо-восточного побережья Хонсю всегда был особенно богат. Тут встречается теплое течение Куросио и холодное — Оясио. Перепад температур привлекает морских обитателей, поэтому данный регион — одна из трех главных промысловых зон во всем Мировом океане. Точнее, она была такой до аварии на АЭС.
Теперь же рыболовный порт города Сома на севере префектуры Фукусима, расположенный примерно в ста километрах на север от станции, практически пуст, один-два аукциона в неделю, хотя среди покупателей — представители 20 префектур, а также мегаполисы Токио и Осака. А ведь были времена — порты префектуры Фукусима в год продавали рыбы на 6,6 миллиарда иен, это около 56 миллионов долларов. Рыба шла и на экспорт. Сейчас вылов составляет 8-10 процентов по сравнению со временами до цунами.
«Раньше мы проводили аукционы каждый день, а после аварии был введен запрет на лов», рассказывает директор местной экспериментальной рыболовной станции Цунео Фудзита.
По его словам, самый большой выброс радиоактивной воды с АЭС в море случился 1-6 апреля 2011 года, тогда в океан попало цезия −137 на 940 триллионов Беккерелей. Но радиоактивные элементы унесло течение, и уже в мае 2011 года фон снизился до 1 — 20 триллионов Беккерелей. Такое содержание оставалось около 800 дней. Сейчас радиоактивность в местных водах составляет 0,01 Беккереля на литр. Для сравнения, до аварии было 0,001 Беккереля.
На стене в комнате плакат, на нем схематично изображена рыба с нарисованными знаками химических элементов и пояснениями. Тот же цезий-137 выходит из организма, оказывается, с экскрементами.
По словам Фудзита-сана, больше вероятность найти радиоактивность в большой рыбе — она живет дольше. Также накопление изотопов зависит от вида морских обитателей. Например, у скатов их почему-то оказывается больше, чем у кальмаров или спрутов.
До сих под запретом находится вылов десяти видов рыб. Возможно, разрешение на их контрольный лов будет получено уже в недалеком будущем.
Мы как раз попали на рыбный аукцион в Соме. Весь пирс был заставлен тазами со свежепойманной рыбой. Красная, зеленая, желтая, серебристая, черная — какой тут только не было. Ведущие аукциона выпевали название очередного лота. Одна-две секунды — и вылов продан.
«А когда же их проверяют на радиоактивность?» — спросили мы у организаторов.
«Все уже проверено», — ответили они.
Мы также поинтересовались, не опасаются ли они новых сбросов зараженной воды с АЭС в море. «Нам об этом ничего не известно, и мы считаем, что такого быть не должно, — ответили рыбаки. — Но если что произойдет, мы тут же узнаем об этом по маленьким полупрозрачным песчаным рыбкам». Эти рыбки, сантиметров пять в длину, водятся на мелководье и считаются в Восточной Азии одной из лучших закусок к пиву. Они плохо выдерживают радиацию и тут же мрут в зараженной воде.