Спустя только 2,5 года после аварии тем, у кого были дети, рекомендовали уехать. Я тогда уже была беременна вторым мальчиком. И мы стали искать место. Муж съездил в Чернигов, но там сказали, что такая же радиация.
Вещи разрешали забирать только те, которые были в квартире. То, что возле дома, в гаражах забирать было нельзя. Хотя дома, по сути, всё то же самое: форточки же открывали, всё в дом попадало.
Переехали в 1990 году. Здесь нам выделяли помощь, очень хорошо относились. Лекарства бесплатные, путёвки. Нам тогда председатели колхоза и сельсовета пошли навстречу и готовы были наших родителей принять в Губкине. Но они приехали, побыли немного и не захотели оставаться. Мы потом жалели, что не настояли оставить их. Мама умерла как‑то очень быстро после того, как мы уехали. Отец умер десять лет назад. До 2014 года мы ездили к ним на кладбище каждый год.
Там жить нельзя и сейчас. Хотя говорят, что прямо в совсем близкие к станции сёла люди возвращались и доживают там.
С нами в Губкин приехали ещё две семьи двоюродных братьев мужа. У них что‑то не получилось здесь. Может, затосковали, не знаю. Но уехали обратно и сейчас там живут. Болеют сильно. Жизнь там быстро скашивает людей, и многих — из‑за онкозаболеваний. Финансовой помощи для них практически никакой нет. Да и для нас здесь её тоже почти нет. Раз в год на каждого члена семьи дают пособие по 300 рублей. Сейчас чернобыльские события отошли на задний план.
Я слышала, что из Припяти мародёры вывозили много вещей и везде продавали. Фурами мебель, посуду везли. И люди брали на рынках всё. Многое из этого было из разворованных квартир. Может быть, что‑то есть и в наших местах.