Вурс восточно уральский радиоактивный след карта

Содержание

Новости: Как взять след — Эксперт

Для серьезного развития серьезных наук нет ничего пагубнее звериной серьезности. Нужен юмор и некоторая издевка над собой, над науками. Тогда все будет процветать.Николай Тимофеев-Ресовский

Радионуклидное загрязнение биосферы, обусловленное развитием ядерных технологий, испытаниями ядерного оружия, техногенными авариями, приобрело глобальный характер, достигло в отдельных регионах критического уровня. В совокупности с мощной нагрузкой других техногенных факторов это обстоятельство делает особенно актуальной проблему последствий антропогенного воздействия для всего живого. Задачи, которые решают сегодня ученые Института экологии растений и животных (ИЭРиЖ) УрО РАН, последователи выдающегося ученого, биолога, генетика Николая Тимофеева-Ресовского — знаменитого Зубра из книги Даниила Гранина, обретают все больший масштаб. А старое здание с уходящими из-под ног деревянными полами в Ботаническом саду УрО РАН в Екатеринбурге, вместилище нескольких лабораторий Института, все то же, — с 1955 года, когда тут начал работать Зубр.

В конце минувшего года за цикл работ «Изучение последствий воздействия радиации на растения» Вера Позолотина, доктор биологических наук, заведующая лабораторией популяционной радиобиологии ИЭРиЖ УрО РАН, профессор кафедры экологии УрФУ, отмечена премией имени Н.В. Тимофеева-Ресовского. Ряд лет она исследует растительность в зоне Восточно-Уральского радиоактивного следа.

Знай наших, Ледовитый океан

— Вера Николаевна, сразу поясните, нужно ли на Урале бояться в целом радиационного фона?

— Естественного радиационного — нет. Этот фактор существовал во Вселенной, в том числе и на Земле, всегда, хотя мы о нем узнали сто лет назад, когда были открыты естественные радионуклиды и ионизирующие излучения. Помимо космических лучей, основная часть естественного радиационного фона — это естественные радиоизотопы Земли. В 60 — 70-е годы радиобиологи задались вопросом: что будет, если убрать естественный радиационный фон? Эксперименты по снижению фона даже на 40% показали: абсолютно все исследованные живые организмы, от бактерий до млекопитающих, отреагировали снижением физиологической активности. Так что это фон нашей жизни.

— Никакой утилизации даже не было предусмотрено?

— Ничего, шел прямой сток из трубы в речную систему Теча — Исеть — Тобол — Иртыш — Обь — Обская губа — Карское море. Исследования показали, что не менее 10% сбросов ушло в Карское море, но большая часть осела в ближней к предприятию зоне. С осени 1951 года вместо сброса в Течу в качестве хранилищ жидких радиоактивных отходов со средними уровнями активности стали использовать естественные и искусственные водоемы, например озеро Карачай.

29 сентября 1957 года в 16:22 из-за выхода из строя системы охлаждения на «Маяке» произошел взрыв емкости объемом 300 м3, где содержалось около 80 м3 высокорадиоактивных ядерных отходов. Взрывом, оцениваемым в десятки тонн в тротиловом эквиваленте, емкость была разрушена, бетонное перекрытие толщиной 1 метр и весом 160 тонн отброшено в сторону. В атмосферу ушло 20 млн Ки (7,4·1017 Бк) радиоактивных веществ (144Ce+144Pr, 95Nb+95Zr, 90Sr, 137Cs, изотопы плутония), из которых примерно 18 млн Ки выпало на территории ПО «Маяк», а около 2 млн Ки — за ее пределами, образовав Восточно-Уральский радио­­активный след (ВУРС). Для сравнения: выброс от Чернобыльской аварии оценивается в 50 млн Ки, в два с половиной раза больше. Но нам тоже мало не показалось. Большая часть растеклась на промплощадке, сильно пострадали люди, которые занимались дезактивацией этой территории.

Часть радиоактивных веществ (2 млн Ки) была поднята взрывом на высоту 1 — 2 км и образовала облако, состоящее из жидких и твердых аэрозолей. Ветер дул с юго-запада. В течение 10 — 11 часов радиоактивные вещества выпали узким следом на протяжении 300 км в северо-восточном направлении от места взрыва, образовав ВУРС.

В наиболее загрязненной головной части его в 1966 году создан Восточно-Уральский государственный радиационный заповедник. Территория строго охранялась, как, впрочем, охраняется и сейчас, хотя статус заповедника снят.

— Эта тема была закрыта?

— Да, все что касалось атомного ведомства, делалось в атмосфере строжайшей секретности. Мы начали работать на ВУРСе (его периферийной части) в начале 90-х годов. Тему Кыштымской аварии открыли после Чернобыльской, когда стало очевидно, что Чернобыль замолчать нельзя так, как замолчали в свое время уральский инцидент. У меня лично появилась возможность работать на ВУРСе в 1990 году: тогда в институт приехала делегация Международного союза радиоэкологов. В Челябинскую область их не пустили. Но поразило: они знали о ВУРСе больше, чем мы. Я думаю, в распоряжении ученых были разведданные. Мы тогда даже не слышали о Карачае, не знали подлинных границ следа. Вообще до перестройки если кто-то к этому проявлял повышенный интерес, то за это получал. Только в том же году в открытой печати появилась книга под редакцией Аветика Бурназяна про итоги Кыштымской аварии.

В зоне Чернобыля после аварии понадобились специалисты, у которых был бы опыт работы в радиоактивно-загрязненной зоне. Такие были на Урале. К сожалению, не все методы, которые у нас себя зарекомендовали, пригодились чернобыльским ликвидаторам. Например, здесь эффективной была глубокая перепашка загрязненных земель, при которой пласты почвы толщиной 50 — 70 см переворачивали, захоранивая грязный верхний слой. У нас преобладают тяжелые суглинистые почвы, а в Полесье пески, метод не дал эффекта.

О Кыштымской аварии 1957 года заговорили открыто у нас и за рубежом в 1989 — 1990 годы. Я поехала на стажировку в Данию в 1992 году. Попросила показать мне то, что знают коллеги. Передо мной положили толстую папку: научные публикации, отчеты, в том числе американские. Даже контур ВУРСа иностранцы сделали достаточно точно, сопоставив карты, которые продавались у нас в магазинах: до 1957 года были такие-то деревни — и вдруг их на картах не стало.

Во взорвавшейся на «Маяке» емкости были в основном короткоживущие радионуклиды, через четыре года они распались практически полностью. Остался основной загрязнитель — стронций-90, у которого период полураспада 28 лет.

Цена «любой цены»

— С момента аварии прошло 56 лет, значит, завершился второй период полураспада. Так что, в зоне все чисто?

— Увы, это не так. В головной части ВУРСа, вблизи эпицентра аварии, концентрации стронция-90 превышают фоновый уровень в тысячи раз. К нему добавился цезий-137, у которого тоже период полураспада 28 лет. Откуда, спрашивается? Когда пришло понимание, что сбрасывать жидкие радиоактивные отходы производства в Течу нельзя, с октября 1951 года главный поток направили в озеро Карачай, превратившееся в результате в искусственное хранилище под названием Водоем В-9. Постепенно там накопилось, по официальным данным, более 600 кКи активности, из них 30% стронция-90 и 70% цезия-137, причем большая часть в донных отложениях. В 1967 году было исключительно засушливое лето и малоснежная зима. Зеркало озера Карачай уменьшилось. Обнажились радиоактивно загрязненные донные отложения — ил и мелкодисперсный песок. Их поднимал ветер и разносил на большие расстояния, в том числе и в зону ВУРСа, то есть произошло вторичное загрязнение.

— До какой степени? Есть оценки?

— Мы занимаемся оценкой радионуклидного загрязнения почвенно-растительного покрова постоянно. Это первая и неотъемлемая часть работы в аварийных зонах — составить общую картину загрязнения региона, определить основные источники выбросов, их изотопный состав, динамику развития ситуации с момента загрязнения. По нашим оценкам, на территории ВУРСа в настоящее время суммарно содержится около 15,5 тыс. Ки стронция-90, 1,8 тыс. Ки цезия-137 и около 500 Ки изотопов плутония. В ближней к эпицентру аварии зоне концентрации радионуклидов в почвах в сотни и тысячи раз выше естественного фона. Помимо общих оценок загрязнения экосистем в лаборатории считают дозовые нагрузки на растения и животных зоны и изучают биологические эффекты хронического облучения для разных организмов.

— Сильно разнится нынешний уровень представлений и тех, кто сливал отходы в Течу, в Карачай?

— В то время не знали многое из того, что известно теперь. Разные промышленные отходы сливали в реки, не представляя, к каким это последствиям приведет. Но даже если бы первопроходцы знали о последствиях, дело вряд ли бы изменилось. Приоритеты были другие. Нужно было создать «изделие» (атомное оружие) в кратчайший срок, любой ценой.

— До Чернобыля совсем не изучали закрытый ВУРС?

— Изучали, конечно: те, кто был допущен. В 1958 году на «Маяке» создали опытную научно-исследовательскую станцию (ОНИС), сотрудники которой занимались исследованием проблем ВУРСа очень комплексно и детально. Возглавлял эти работы академик ВАСХНИЛ Всеволод Клечковский. На базе ОНИС работали сотрудники Института общей генетики, МГУ и другие. С начала 50-х годов работали филиалы Института биофизики Минздрава, сейчас это мощный Научно-практический центр радиационной медицины. А ОНИС во времена перестройки ликвидировали.

— До чего доисследовались?

— Ежегодные отчеты ОНИС содержали уникальные данные, но они ставились на полку и дальше ПО «Маяк» не вы-хо-ди-ли. Эти отчеты и сейчас в закрытом фонде. Правда, « Маяк» выпускает журнал «Вопросы радиационной безопасности», публикует в приложении к журналу архивные материалы. В 1993 году вышла первая коллективная монография о последствиях Кыштымской аварии, охватившая наиболее значимые результаты работ первого периода.

Что растет в новом лесу

— Насколько различаются цели первых исследователей аварии и современных? На чем вы подхватили и в чем продвинули исследования?

— В первые годы научные исследования на территории ВУРСа, как уже отмечено, возглавлял академик ВАСХНИЛ Клечковский, он же был консультантом по атомной энергии при Совете министров СССР. Им сформулирована концепция, согласно которой при радиоактивном загрязнении окружающей среды основное внимание уделялось проблеме получения «чистой» сельскохозяйственной продукции… Радиобиологические вопросы интересовали советских исследователей в меньшей степени.

Для нас главная проблема — изучение радиобиологических эффектов, насколько пострадали растения и животные. В общественном сознании всегда преобладал и сейчас жив антропоцентрический принцип: если человек не пострадал, то все в порядке. Об окружающей среде, живых организмах, естественных сообществах начали задумываться только в последние десятилетия. Все чаще предлагается ввести экологический принцип в нормирование, то есть не просто регламентировать нормы выбросов токсических веществ, оценивать их содержание в основных средах, но и учитывать состояние организмов (non-human biota) и биосистем. Это направление сейчас бурно развивается на Западе и в России, тогда его вообще не было.

Конечно, очень хотелось бы узнать подробнее, что же увидели исследователи в первый год после аварии. По чернобыльским исследованиям мы, например, знаем, что в ближней зоне хвойные деревья погибли в течение нескольких недель, лиственные породы тоже сильно пострадали. Так и в ближней зоне ВУРСа сразу после аварии, когда дозы превышали настоящий уровень более чем в 3000 раз, леса погибли. Сейчас там выросли уже новые. Природа сильна, ее приспособительные способности очень велики. Многообразными путями идет восстановление. На пострадавших участках велико видовое богатство как растений, так и животных, хотя радио­активное загрязнение тут еще огромное. Морфозы, то есть уродства, проявляются у растений в несколько раз чаще, чем на «чистых» территориях.

Наша задача — изучить состояние нынешних популяций растений ВУРСа, оценить отдаленные последствия аварии, выявить восстановительные механизмы, которые позволяют стабильно существовать в зоне загрязнения.

— Исследователи, первыми начавшие опасные работы в зоне, делали предварительные прогнозы?

— Их идея была проста: в лаборатории изучить радиочувствительность всех растений, которые составляют фитоценоз, загрузить данные в мощную ЭВМ — она покажет: какие виды погибнут, какие будут жить. А на деле оказалось все не так, прогнозы отличались от реальности, причем отклонения в 5 — 6 раз наблюдались как в сторону завышения, так и занижения эффектов.

Принципиально новым в наших исследованиях было введение в радиобиологию экологических понятий, принципов, законов. Нас интересовали проблемы «надорганизменного» уровня. Изучая конкретный модельный объект, мы рассматриваем не просто растение, а совокупность растений этого вида (популяцию) в зоне загрязнения. Учитываем экологические особенности видов и все типы изменчивости, присущие им в реальной среде обитания. Эта изменчивость может быть обусловлена генетической разнородностью популяций и многочисленными факторами среды, которые модифицируют действие радиации.

Например, погодные условия меняются от года к году, в зависимости от сочетания температуры и осадков в главные периоды формирования семян радиационный эффект может быть усилен или ослаблен. Если ограничиться оценкой за один год, можно попасть пальцем в небо. Это только физические факторы, а есть еще биотические воздействия, обусловленные связями между видами в экосистеме, которые могут быть прямые или косвенные, опосредованные, разнонаправленные. Комбинаторика этих факторов так разнообразна и сами биологические системы настолько сложны, что дать точный прогноз в принципе невозможно, это уже законы математики. Наша задача — вычленить основные характеристики живых организмов, отвечающие за успешное, долговременное существование популяций и определить диапазон их изменчивости при тех или иных сценариях развития событий.

Радиобиологи работают с чистыми линиями животных, сортовыми культурами в экспериментах, где все факторы контролируются. Это позволяет вычленить радио­биологические эффекты и выяснить механизмы действия радиации на уровне биомолекул, клеток, организмов. Радиоэкологи же не контролируют ни температуру, ни влажность, ни другие физико-химические параметры среды, ни такие биотические атаки, например, как повышение численности насекомых-вредителей. Мы рассматриваем комплекс живых биосистем и изменчивых условий такими, какими их создала природа. Зная результаты лабораторных исследований, основные радиобиологические закономерности, применяя экологические принципы, мы можем дать вероятностный прогноз судьбы разных видов в условиях радиоактивного загрязнения. То есть работать нужно и в той, и в другой сфере.

Отмечу еще одно обстоятельство. До Чернобыльской аварии основные интересы радиобиологов были сосредоточены на изу­чении действия больших доз радиации. Малые исследовались меньше. Между тем провести на них экстраполяцию эффектов из области больших доз невозможно, малое облучение имеет совершенно другие закономерности, они вызывают принципиально другие эффекты. Мы не касаемся человека — не наша тема, мы работаем с non-human biota — c животными, растениями. Но видим много общих эффектов.

— Что вы видите?

— Коротко: у растений в зоне ВУРСа встречается много морфозов. Все они — следствие генетических нарушений, возникающих постоянно как в соматических клетках, так и в генеративных, в последнем случае они наследуются. Например, у широко распространенного растения дремы белой в норме есть мужские и женские растения. А в зоне загрязнения мы нашли растения, у которых и женский, и мужской гаметафит представлены в одном цветке. Это явное генетическое нарушение. Мы высадили семена на опытных площадках, получили потомство — таких же гермафродитов, это наследуемое нарушение, которое является следствием мутации в мужской Y-хромосоме. Повышенный уровень нарушений может переходить из поколения в поколение, мы наблюдали этот эффект вплоть до шестого поколения.

Очень интересен сравнительный аспект проблемы техногенного воздействия на живые системы. У нас на Урале достаточно зон влияния различных промышленных предприятий, загрязняющих среду в первую очередь тяжелыми металлами. Мы сравнили, как влияет радиационный и химический стресс (зона Нижнетагильского металлургического комбината) на репродукцию растений на примере одуванчика. Этот вид широко распространен, это факультативный апомикт, то есть может давать семена без участия мужского начала, из неоплодотворенной яйцеклетки формируется полноценный зародыш. Получается потомство — «чистая линия».

Оказалось, что клоны из загрязненной тяжелыми металлами зоны после снятия этого стресса обладают высокой жизнеспособностью и устойчивы к провокациям разных негативных факторов. Клоны из зоны ВУРСа через год тоже дали потомство с высокой всхожестью, но устойчивость их к дополнительным воздействиям была очень низкой. Радиобиологи связывают подобный феномен с нестабильностью генома, которая, единожды возникнув, передается следующим поколениям.

— В чем проблема нестабильности генома?

— Он очень легко выводится из состояния равновесия. Предполагается, что ионизирующие излучения генерируют в нем разнообразные конформационные изменения, которые меняют скорость экспрессии разных генов. Это значит, что любое дополнительное воздействие: температурный фактор, тяжелые металлы, органические вещества, радиация, вирусы может вызвать нарушение гомеостаза, которое проявится на уровне организма. По этим причинам мы наблюдаем очень большую изменчивость разных признаков у растений в зоне ВУРСа. Если обычные факторы: температура, высокая влажность или засуха в фоновых популяциях вызывает лишь некоторое колебание физиологических показателей, то в радиационных зонах диапазон изменчивости в популяциях увеличен в несколько раз. Неблагоприятных условий среды в дополнение к радиационному воздействию достаточно, чтобы существенно снизить репродуктивный потенциал.

Но бывают годы, когда, напротив, в загрязненной зоне наблюдаются эффекты стимуляции. Это и дает большой диапазон изменчивости всех признаков и свойств, из которых самая важная — репродуктивная функция. Ведь популяции, как известно, существуют не только в пространстве, но и во времени. Чтобы они существовали долго, надо, чтобы потомство рождалось качественным.

Пойдем по уровням

— Каковы направления новых исследований?

— Тимофеев-Ресовский говорил: «Я по уровням прошел. И вам советую» Он был генетиком и утверждал, что на молекулярно-клеточном уровне записана вся генетическая информация. И она может быть изменена при облучении. Следующий уровень — организменный. Здесь информация становится явной, проявляется фенотипически. Ведь пока она в хромосомах, то может реализоваться, а может — нет. И третий уровень — популяционный. Там свои законы, идет отбор, решается, какая часть популяции останется и даст потомство. Это мы и реализуем, используя новые возможности: изучать наряду с морфологической и физиологической, ферментную структуру популяций, изменчивость ДНК. Так мы ближе подходим к истине, которую он постулировал, и эти исследования определяют наши перспективы на ближайшее время.

Распад стронция-90 еще продолжается, порождая эффективное бета-излучение. Формально считается, что должно пройти не менее десяти периодов полураспада, то есть 280 лет, чтобы пораженная в результате Кыштымской аварии территория стала относительно благополучной. Сформулировав концепцию отдаленных последствий, я могу уверенно сказать, что исследования биоты в зоне ВУРСа надо продолжать на всех уровнях организации живого. Восстановительные процессы в живых организмах и их сообществах наблюдаются наряду с эффектами поражения. У нас есть возможности выявить эти закономерности.

— Неужели только через 280 лет вокруг озера Карачай все будет нормально?

— С Карачаем все сложно. Его сейчас засыпают, можно гарантировать, что 1967 год не повторится. Но часть радиоактивно-загрязненных вод образовала линзу на значительной глубине, а контролировать грунтовые воды сложнее, чем поверхностные.

Задача наших дальнейших исследований не в том, чтобы посмотреть, как что-то влияет на что-то, а выявить некие фундаментальные основы жизни. Они очень хорошо проявляются, когда биосистемы выводят из рамок комфортности. Зона ВУРСа — природный полигон, на котором сюрпризов открывается очень много. У разных видов свои приспособления, и то, что работает у одного вида, например, защита на биохимическом уровне, совершенно не работает у другого.

Нам важно выявить весь спектр адаптивных реакций на разных уровнях. Еще пример: внутриклеточные системы восстановления открыты радиобиологами. Особые наборы ферментов запускаются после того, как произошло повреждение молекулы ДНК. Их задача — залечить это повреждение. Но значимость этих систем гораздо шире. Они залечивают любые повреждения вне зависимости от того, что их вызвало: химические вещества, вирусы, излучения. Это открытие фактически снимает главное противоречие эволюционной теории. Генетики открыли, что геном не является неизменным, множество факторов способно повлиять на него, однако виды остаются стабильными. И это благодаря мощным системам, восстанавливающим целостность генома.

— Есть практическое применение этих исследований?

— С одной стороны, это фундаментальные исследования, а с другой — мы оцениваем качество среды, в которой живем. Я не могу отметить какой-то очень горячий практический интерес. Но они нужны, это совершенно точно. Сейчас ПО «Маяк» строго контролирует исследование, но не мешает. На научных конференциях ссылаются на наши данные и когда нужно убедить население, чего стоит бояться, а чего не стоит. Практикам важно знать закономерности распространения радионуклидов в пространстве, безопасные для растений и животных уровни радиации. Мы отвечаем на эти вопросы.

— Насколько полно мы знаем, где и как загрязнено пространство, в котором мы живем?

— Открыто для научной общественности все, на Урале мы знаем практически все болевые точки. Ситуация меняется вокруг Белоярской АЭС: в первых блоках, построенных по иным технологиям, чем нынешние, охлаждавшая их вода сбрасывалась непосредственно в водоемы. Наблюдались повышенные концентрации и в зоне водохранилища, и в Ольховском болоте. Сейчас там запускают четвертый блок и планируется строительство пятого. Очень важно не повторять ошибок прошлого, исследовать, с какого стартового уровня новые блоки начнут работать, чтобы потом старые грехи не приписывались новым технологиям.

Ориентировочная схема распространения радиоактивного загрязнения почвы в результате деятельности ПО «Маяк»

Восточно-Уральский радиационный след, для информации отдыхающих на Челябинских озерах

Предыстория. «Кыштымская авария» — это была самая первая в СССР чрезвычайная ситуация техногенного характера, связанная с радиацией. Авария произошла 29 сентября 1957 г на химкомбинате «Маяк». Химкомбинат располагался в закрытом тогда городе «Челябинск-40». Потом этот город переименовали в Озёрск. Авария была названа Кыштымской из-за, что город Озёрск (Челябинск-40) был строго засекречен и его нельзя было найти ни на одной карте страны вплоть до 1990 года. А Кыштым — это самый ближайший к нему город.

В течение долгого времени в Советском Союзе об этой аварии ничего не сообщалось. Официальные власти тщательно скрывали сведения от населения страны и жителей Уральского региона, которые оказались в зоне сильнейшего радиоактивного загрязнения. Однако  полностью скрыть аварию 1957 года не удалось, да и это стало невозможно — из-за огромной площади загрязнения радиацией, а также вовлечения в процесс послеаварийных работ большого количества людей, которые разъехались потом по всей территории СССР.

Подробнее об аварии можно узнать в интернете — есть много материалов, рассказывающих в мельчайших подробностях о масштабах происшествия и ликвидации последствий. Мы только приведем данные заражении территории — для информации отдыхающих в Челябинской области.

Восточно-Уральский заповедник. С 29 апреля 1966 г. в зоне ВУРС был организован Восточно-Уральский заповедник, который располагается в Кунашакском и Каслинском районах. Заповедник занимает площадь около 16,6 тыс. га. Цель создания этого заповедника — проведение комплексных исследований по вопросам радиоэкологии, а также решения проблем восстановления растительного и животного мира в пределах территории радиоактивного заражения.

В наше время, спустя более чем сорок лет с начала наблюдений, уже накоплено много информации по процессам, которые происходят в живых организмах в условиях постоянного воздействия радиации. У примеру, со дня аварии, на территории заповедника уже сменилось более 200 поколений мышей-полевок, и ученые постоянно наблюдают за ними.

За прошедшие годы радиоактивный фон в зоне ВУРС значительно снизился, но еще не пришел к нормальным показателям. Кроме того заповедник выполняет также и природоохранную функцию — на его территории уже восстановился и сохраняется, можно сказать, эталонное сообщество зауральской лесостепи. К тому же браконьеры туда вряд ли сунутся!

«След» 1957-го: 55 лет спустя

Группу в составе лаборатории экологической безопасности и охраны окружающей среды ЦЗЛ ПО «Маяк», которая занимается вопросами радиоэкологии и использования загрязненных земель, Олег Тарасов возглавляет с 2000 года, но заниматься данной тематикой он начал гораздо раньше. В 1979 году Олег Владиславович после окончания Казанского университета приехал в Озёрск, с этого момента вся его профессиональная деятельность связана с ВУРСом — Восточно-Уральским радиоактивным следом, образованным после аварии 1957 года на ПО «Маяк». Специалист, который знает о современном состоянии ВУРСа практически всё, ответил на вопросы нашей газеты.

— Олег Владиславович, прошло 55 лет после аварии 1957 года на ПО «Маяк». Что сегодня представляет собой Восточно-Уральский радиоактивный след?

В послеаварийный период силами предприятия, военизированных формирований и привлекаемых специалистов был проведён огромный объем мероприятий, призванных снизить различные последствия аварии — социальные, радиационные, лесотехнические, сельскохозяйственные и другие. Так на базе созданной в 1958 году Опытной научно-исследовательской станции (ОНИС) были разработаны и внедрены научно обоснованные методы ведения сельского хозяйства на загрязнённых территориях и дезактивации загрязненных земель, которые позволили реабилитировать большую часть земель и поэтапно восстановить их хозяйственное использование. К настоящему времени в хозяйственное использование (без ограничений) возвращено более 82% земель — в общей сложности 87 тысяч гектаров. Остальная часть территории, расположенная в головной части ВУРСа (16,6 тысяч гектаров), отведена под создание Восточно-Уральского заповедника и по-прежнему исключена из хозяйственного использования.

— Восточно-Уральский заповедник и прилегающие к нему территории являются объектами круглогодичного радиационного мониторинга, который осуществляет лаборатория экологической безопасности и охраны окружающей среды ЦЗЛ ПО «Маяк». Во всех близлежащих населенных пунктах отслеживается содержание радионуклидов в атмосфере, воде, почве, растительности, продуктах сельскохозяйственного производства. Все контролируемые параметры удовлетворяют санитарным требованиям.

— Олег Владиславович, расскажите подробнее о животном и растительном мире ВУРСа и, в частности, его головной части?

Проведенные исследования показывают, что видовое разнообразие растений не пострадало от радиационного фактора, практически не зависит от уровня радиоактивного загрязнения и зачастую даже богаче, чем на сопредельных территориях. После создания на пострадавшей территории заповедника происходило зарастание сельхозугодий, и в настоящее время большая часть их покрыта молодыми березовыми лесами или перешла в луговые сообщества. Сейчас на территории Восточно-Уральского заповедника зарегистрировано более 400 видов высших растений, из которых четыре вида занесены в Красную книгу России как редкие и вымирающие. Наиболее ценными из них являются два вида венериных башмачков.

— Иными словами, заповедный режим пошёл только на пользу видовому разнообразию растительного и животного мира.

В настоящее время Производственное объединение «Маяк» за счет собственных средств проводит на территории ВУРС профилактические работы, в первую очередь, противопожарные мероприятия. На предприятии много внимания уделяется профилактике лесных пожаров, закуплена современная техника, которая позволяет эффективно проводить противопожарные мероприятия. Сформированы специально подготовленные пожарные расчеты, оснащенные всем необходимым, готовые оперативно выехать и приступить к локализации и тушению пожаров. Для тушения пожаров на территории ВУРСа такой расчет есть и в центральной заводской лаборатории.

Сегодня произошло полное восстановление всех природных сообществ, и по множеству биологических и экологических показателей, в том числе и генетических, территория Восточно-Уральского заповедника практически не отличается от окружающей.

Речь идёт о загрязнении воздуха радиоактивным изотопом рутений-106 (прим.: кстати, этот редкий радиоактивный металл платиновой группы назван в честь России – от латинского «Ruthenia»). К началу октября превышение допустимой нормы фиксировали все посты, расположенные на Южном Урале. Непосредственно вблизи «Маяка» содержание радиоактивного изотопа превысило фон предыдущего месяца в 986 и 440 раз соответственно.

Радиационный след от Южного Урала дотянулся до Европы

Поначалу под подозрение попали ряд европейских и украинских ядерных объектов, однако, по мере выяснения обстоятельств, стало очевидно, что, скорее всего, опасное облако принесло ветром в Европу с Южного Урала и, вероятно, зародилось оно над территорией комбината «Маяк». До того момента, пока «Гринпис» не запросил официально информацию у Росгидромета, большинство жителей России пребывали в счастливом неведении по поводу предполагаемой экологической катастрофы. В число таких «счастливчиков» входили и жители Башкирии, которая, между тем, непосредственно граничит с Челябинской областью. «От города Озёрск, в котором расположен комбинат «Маяк», до границы с Башкирией всего около 100 км, а, к примеру, до столицы Башкирии – Уфы по прямой 320 км», – сообщают уфимские журналисты.

Руководство предприятия «Маяк» и Росатома отрицают факт аварии

«Росатом» в октябре в «Российской газете» сообщил, что «радиационная обстановка вокруг всех объектов атомной отрасли Российской Федерации в пределах нормы и соответствует естественному радиационному фону. Данные, полученные из cистемы радиационного мониторинга Росгидромета, свидетельствуют, что в пробах аэрозолей в период с 25 сентября по 7 октября на территории Российской Федерации, в том числе и на Южном Урале, Ru-106 не обнаружен, кроме единственного пункта измерения в Санкт-Петербурге». При этом, в госкорпорации не стали отрицать данные МАГАТЭ о фиксации изотопа рутения в Европе, в особенности в восточной её части – над Румынией.

Ядовитое облако слухов

В Екатеринбурге региональное МЧС рекомендовало жителям не находиться подолгу на улице из-за смога. Разумеется, появление такой рекомендации в официальном виде не могло не усилить панические настроения. Местные власти даже провели пресс-конференцию, на которой опровергли информацию об опасности.

Спохватились и власти других регионов. На сайте Минэкологии Башкортостана появилось сообщение Министерства природных ресурсов и экологии РФ, в котором говорится, что превышение содержания рутения-106 в «сотни раз» было выявлено только потому, что прежние пробы были девственно чистыми. А в целом ничего страшного не произошло, уверяют природоохранные ведомства.

Жители близлежащих населённых пунктов также не видят никакой опасности: «Мы привыкли уже, – говорят они. – У нас все привыкли к потенциальной опасности ещё со времен первой аварии (Кыштымской). То, что сейчас произошло, никакой не Чернобыль. Дополнительные меры профилактики среди населения не проводятся. Ну, бывают такие аварии, ничего не поделаешь. Сейчас всё нормально».

Изначально все эксперты предположили, что утечка радиоактивного рутения произошла на печально известном ФГУП ПО «Маяк». Это предприятие в городе Озёрске занимается производством компонентов ядерного оружия, а также хранит и утилизирует отработанное ядерное топливо, которое везут в том числе из-за границы.

Примечание: подробнее про Кыштымскую аварию читать здесь.

На месте прошлой аварии создана зона отчуждения, которую, как и Чернобыльскую зону, посещать запрещено.

Что говорят экологи

«Рутений-106 как раз используется на «Маяке», и он является высокоопасным радиоактивным отходом. Высокие его концентрации были найдены именно в этой самой зоне вокруг «Маяка», в непосредственной близости от предприятия фоновая концентрация превышена почти в 800 раз. Безусловно, это опасная ситуация», – рассказал эколог.

«Судя по тому, как обеспокоены этим выбросом наши иностранные коллеги, и по данным Росгидромета, концентрация в Уфе выше фоновой во много раз. Если уж возле «Маяка» превышение фона в 800 раз, то у нас как минимум в десятки раз. «Маяк» расположен в Челябинской области, километрах в 200 от границы с Башкирией. Судя по тому, что выбросом задело нас, в тот момент ветер дул в нашу сторону, к тому же были осадки», – сделал вывод специалист.

Власти Челябинской области изначально высказали и вовсе конспиративную версию произошедшего. Мол, слухи об аварии на предприятии распространяют французские шпионы, которые работают на конкурентов «Маяка» в сфере переработки ядерных отходов.

P.S. Слушая успокаивающие заявления властей и экстренных служб, сразу вспоминается то, как дезинформировали жителей и после Кыштымской аварии, и после Чернобыльской катастрофы. Тогда ответственные за безопасность чиновники тоже говорили, что опасаться нечего, а панические слухи распространяют иностранные агенты.

Читать ещё материалы по теме:Знаете ли вы, сколько в Башкирии было взорвано ядерных бомб?

#Уфа, #Башкирия, #Башкортостан, #радиация, #радиационное_загрязнение, #рутений

Недавний мини-сериал «Чернобыль» напугал всех до смерти, но Чернобыль — далеко не единственная ядерная катастрофа в мире. Вот некоторые другие, о которых также стоит знать.

Кыштымская катастрофа

В сентябре 1957 года Озёрск, Россия, был закрытым городом, построенным вокруг завода «Маяк», производившего плутоний для ядерного оружия и топлива.

В период с 1945 по 1948 год все шесть реакторов компании «Маяк» пытались построить , все шесть его реакторов сначала сбрасывали высокоактивные радиоактивные отходы непосредственно в озеро Кызылташ.Когда оно стало загрязненным, они перешли к сбросу в озеро Карачай, которое также стало загрязненным.

СВЯЗАННЫЙ: ЧЕРНОБЫЛЬ — ГРАФИК НАИБОЛЬШЕЙ ЯДЕРНОЙ АВАРИИ В ИСТОРИИ

В 1953 году рабочие построили хранилище для жидких ядерных отходов, но эти отходы нагревались за счет остаточного тепла распада ядерной реакции. Охладители вокруг одного из танков вышли из строя, и 29 сентября 1957 года этот танк взорвался с силой от 70 до 100 тонн в тротиловом эквиваленте.

Хотя непосредственных жертв не было, взрыв выбросил в воздух около 20 MCi (800 ПБк) радиоактивности. Шлейф, содержащий 2 MCi (80 PBq) радионуклидов, в основном цезий-137 и стронций-90, двинулся на северо-восток и заразил территорию площадью более 52 000 квадратных километров (20 000 квадратных миль).

В этом районе, который упоминается как Восточно-Уральский радиоактивный след (ВУРС), проживало не менее 270 000 человек.

В попытке сохранить секретность эвакуации не было приказано, но неделю спустя, 6 октября 1957 года, 10 000 человек были выселены из своих домов.

По оценкам, число погибших в результате аварии составляет от 200 до более 8000 человек, в зависимости от исследования. В работе 2001 года указано, что в результате аварии было диагностировано 66 случаев хронического лучевого синдрома.

Удивительно, но только 18 лет спустя, в 1976 году, полный масштаб катастрофы раскрыл Жорес Медведев в публикации New Scientist .

В 1968 году советское правительство замаскировало территорию ВУРСа, создав Восточно-Уральский заповедник , доступ к которому разрешен только уполномоченному персоналу. Документы, описывающие катастрофу, были рассекречены только в 1989 году.

По Международной шкале ядерных событий (INES) Кыштым получил 6 баллов, что делает его третьей по серьезности ядерной аварией после ядерной катастрофы на Фукусима-дайити и Чернобыльская катастрофа , оба уровня 7.

Менее чем через две недели после Кыштыма на энергоблоке 1 из двух реакторов на объекте Windscale , расположенном в том, что сейчас известно как Селлафилд, Камбрия, Великобритания, возник пожар.

Эти два реактора были созданы из-за потребности Великобритании в атомном оружии после Второй мировой войны. Определив, что завод по обогащению урана будет стоить в десять раз дороже для производства того же количества атомных бомб, что и ядерный реактор, было принято решение построить ядерный реактор, который будет производить плутоний.

Активные зоны реакторов состояли из большого блока графита с просверленными в нем горизонтальными каналами для топливных картриджей. Каждый патрон состоял из уранового стержня длиной 12 дюймов (30 сантиметров), заключенного в алюминиевый корпус.

Охлаждение реактора осуществлялось конвекцией через дымоход высотой 400 футов (120 м).Когда Уинстон Черчилль поручил Великобритании создать водородную бомбу, запасы топлива в Уиндскейле были изменены для производства трития , но это также означало, что активная зона стала горячее.

Утром 10 октября 1957 года ядро ​​начало бесконтрольно нагреваться, в конечном итоге достигнув 400 градусов по Цельсию. Для увеличения воздушного потока были введены охлаждающие вентиляторы, но это только усугубило проблему. Именно тогда операторы поняли, что активная зона горит.

Рабочие попытались облить ядро ​​сначала углекислым газом, затем водой, но оба метода оказались безрезультатными. Что в итоге сработало, так это перекрытие доступа воздуха к зданию реактора, из-за чего пожар прекратился.

Пожар вызвал выброс радиоактивных радионуклидов в Великобритании и Европе, в том числе около 740 терабеккерелей (20 000 кюри) йода-131, 22 ТБк (594 кюри) цезия-137 и 12 000 ТБк (324 000 кюри) ксенона 133.

Для сравнения: в результате взрыва в Чернобыле 1986 года было выделено гораздо больше, а в результате аварии на Три-Майл-Айленд в США в 1979 году было выделено в 25 раз больше ксенона-135, чем у Виндскейла, но меньше йода, цезия и стронция. Выброс в атмосферу ксенона-133 в результате ядерной катастрофы на Фукусима-дайити был аналогичен выбросу в Чернобыле и, таким образом, значительно превышал выбросы в результате пожара в Уиндскейле.

Не было эвакуации из прилегающих районов, но было подсчитано, что инцидент вызвал еще 240 случаев рака.В течение месяца после аварии молоко, поступающее с 500 квадратных километров (190 квадратных миль) близлежащей сельской местности, было уничтожено.

Бак реактора оставался герметичным после аварии и все еще содержит около 15 тонн уранового топлива. Активная зона реактора все еще немного теплая из-за продолжающихся ядерных реакций. Окончательный вывод из эксплуатации запланирован не ранее 2037 года. По международной шкале ядерных событий Windscale занимает 5-й уровень.

Советская подводная лодка К-19

К-19 была одной из тех, что Советы называли своими подводными лодками класса 658, в то время как В НАТО их назвали Hotel-class.Это были атомные подводные лодки первого поколения, оснащенные ядерными баллистическими ракетами.

Введенный в эксплуатацию 30 апреля 1961 года, К-19 с самого начала был змеевиком. Во время своего первого рейса, 4 июля 1961 года, он проводил учения у берегов Гренландии, когда внезапно давление в системе охлаждения реактора упало до нуля из-за утечки.

Аварийная система SCRAM немедленно вставила управляющие стержни, но из-за остаточного тепла температура реактора поднялась до 800 градусов C (1470 градусов F).Авария выпустила пар, содержащий продукты деления, по всему кораблю через систему вентиляции.

Капитан приказал инженерной команде корабля изготовить новую систему охлаждения, но это потребовало от них работы в радиоактивной зоне. Установленная жюри система охлаждающей воды предотвратила полное расплавление активной зоны реактора.

Американские военные корабли поблизости приняли сигнал бедствия К-19 и предложили помощь, но капитан К-19, опасаясь раскрыть советские военные секреты, отказался.Вместо этого К-19 вышел на встречу с советской подводной лодкой с дизельным двигателем. В результате аварии был облучен весь экипаж К-19, а также корабль и некоторые из его баллистических ракет.

В течение месяца все восемь членов инженерной команды корабля умерли от радиационного облучения. Это Борис Корчилов , Борис Рыжиков , Юрий Ордочкин , Евгений Кашенков , Семен Пеньков , Николай Савкин , Валерий Харитонов iy Pv , Юрий 7.

В течение следующих двух лет еще 15 моряков умерли от радиационных заболеваний.

Буксируемая в порт К-19 заразила территорию шириной 700 метров (2300 футов) и работавшие на ней ремонтные бригады. В конце концов, советский флот сбросил поврежденный реактор в Карское море.

Фильм 2002 года « K-19: Windowmaker», , в котором снимались Харрисон Форд и Лиам Нисон, основан на катастрофе K-19.

Авария в Гоянии

В 1980-х годах Институт радиотерапии Гояно (IGR) был частной радиотерапевтической больницей в Гоянии, Бразилия.Когда в 1985 году он переехал в новое учреждение, там осталась терапевтическая установка на основе цезия-137. Цезий-137 был заключен в защитный контейнер из свинца и стали.

Из-за судебных тяжб не удалось вывезти канистру с объекта, и суд назначил охранника для защиты оборудования. К сожалению, этого охранника нигде не удалось найти 13 сентября 1987 года, когда двое мужчин, Роберто душ Сантуш Алвес и Вагнер Мота Перейра , вошли в здание и скрылись с оборудованием, поместив его в тачку и забрав его. в дом Алвеса.

Там начали разбирать оборудование, и обоих сразу начало рвать. На следующий день Перейра заметил ожог на руке, потребовавший ампутации нескольких пальцев.

Алвес двинулся дальше, проткнув канистру отверткой. Он заметил синий свет черенковского излучения . На руке Алвеса образовалась язва, и его пришлось ампутировать, но перед этим он продал предметы на свалку, принадлежащую Деваиру Алвесу Феррейре .

Очарованный излучаемым синим светом, Феррейра отнес предметы в свой дом и в течение следующих трех дней пригласил своих друзей и семью понаблюдать за синим светом.

Брат Феррейры принес немного цезия в свой дом и рассыпал им пол. Там его шестилетняя дочь, Leide das Neves Ferreira , села и съела бутерброд.

В конце концов жена Феррейры отвезла цезий в больницу, и новости об утечке радиоактивного вещества были переданы в местных СМИ. Было обнаружено, что 250 человек были заражены радиацией, 129 человек имели внутреннее заражение.

Четыре человека умрут от лучевой болезни, в том числе шестилетняя Лейде, жена Феррейры Габриэла , 37 лет и двое сотрудников Феррейры, , Израиль Баптиста душ Сантуш , 22 и Адмилсон Алвес де Соуза , 18.

Авария в Гоянии привела к значительному радиоактивному заражению в районах Аэропорто, Центральный и Ферровиариос в Гоянии. Зараженные территории включали дом Алвеса, свалку Деваира Феррейры, в которой был очень высокий уровень радиации, и дом его брата Иво.

В серии «Наука во имя мира и безопасности НАТО» странным образом обнаружено радиоактивное загрязнение: * Три автобуса * 42 дома * Четырнадцать автомобилей * Пять свиней * 50 000 рулонов туалета бумага.

Авария в Гоянии занимает 5-е место по Международной шкале ядерных и радиологических событий. Фильм 1990 года о катастрофе получил несколько наград на кинофестивале Festival de Brasília в 1990 году, а эпизод 1994 года из сериала «Звездный путь: следующее поколение» «Твое собственное Я» был вдохновлен аварией в Гоянии.

Чок-Ривер, Онтарио, Канада Инцидент

12 декабря 1952 г. произошел скачок мощности и частичная потеря теплоносителя в реакторе NRX в ядерных лабораториях Чок-Ривер .Из-за механических проблем управляющие стержни не могли быть опущены в активную зону, а тепловыделяющие стержни перегревались, что привело к расплавлению активной зоны.

Как и в Чернобыле, газообразный водород вызвал взрыв, который сорвал уплотнение корпуса многотонного реактора. Как и в Чернобыле, в подвале здания реактора Чок-Ривер было обнаружено 4500 тонн радиоактивной воды.

Во время аварии в атмосферу было выброшено 10 000 кюри или 370 ТБк радиоактивного материала.

Будущий президент США Джимми Картер , в то время офицер ВМС США, возглавил команду из 13 добровольцев ВМС США, которые помогли ликвидировать эту катастрофу.

По международной шкале ядерных событий Chalk River имеет 5 баллов, наряду с Goiânia, Three Mile Island и Windscale.

Источник

• https://street-warrior.ru/raznoe/uralskij-radioaktivnyj-sled-podrobnaya-karta-uralskij-chernobyl-vostochno-uralskij-radioaktivnyj-sled-vurs-v-nashi-dni.html